— Зачем ты хочешь со мной встретиться? — спросила она у голоса в телефонной трубке.
— Надо поговорить, — ответил он.
— Ты же понимаешь, что сделал все, чтобы напугать меня.
— Да, — засмеялся голос, — у меня будут длинные окровавленные когти.
Полночи она лежала и читала псалмы: “Господи, избавь меня от пугающих меня людей с длинными окровавленными когтями!”. Потом она вспомнила о своем Агнеле-Хранителе и попросила Его завтра быть рядом с ней. Он обещал стоять сзади, положив руки ей на плечи.
Она ждала его на станции метро “Кузнецкий мост”. Она была в темных очках, и ей было очень страшно. Настолько, что когда он очутился прямо перед ней, она вздрогнула. Он взял ее за руку и повел к эскалатору. Идти ей было нелегко. Тогда она вспомнила про Ангела-Хранителя, Он тут же подбежал и взял ее за другую руку. Так она и шла между ними, одна рука в Его руке, другая — в его, с длинными окровавленными когтями. Так идет человек между страхом и радостью, надеждой и горечью, холодом и мечтой. И внутри у него всего понемногу, все по отдельности, и от этого еще невыносимей.
Ничего хорошего он ей не сказал. Она была так расстроена, что совсем забыла об Ангеле-Хранителе. Хотя Тот честно на протяжении всего разговора стоял сзади, положив ей руки на плечи.
Уже потом она никак не могла понять, чего же так испугалась. Как будто не человек, с которым знакома всего пару месяцев, позвонил, а Господь Бог и сказал: “Нам завтра надо поговорить” “О чем, Господи!” “Подожди до завтра.” “Господи, спустись ко мне, — молилась она на следующий день, — дай мне кулаком по голове, чтобы я боялась только Тебя и никого другого.” “Я и дал тебе, — ответил Господь, — только ты думала, что это кто-то другой.”
Она позвонила ему на следующий день и сказала:
— Если ты за меня беспокоишься, то я в порядке. Я поняла, что потеряла то, чего никогда не имела.
Кажется, ему эти слова не очень понравились. А что ей еще было сказать? Что чувствует, как ее несет мимо людей и домов, и поэтому она и вцепилась в него так крепко, чтобы ее не пронесло мимо. А теперь он стремительно теряет ее, как хирург теряет больного, хотя больной не теряет ничего, кроме боли и не слишком умелого врача. Или рассказать, как из из вежливого, но не вызывающего доверия мужчины, вдруг вылез другой, чудесный, и сделал все, чтобы она его полюбила. А когда это случилось, взял и спрятался назад, как будто и не было его. А из нее, замечательной во всех отношениях женщины, вылезла другая, невыносимая, сделала все, чтобы ее испугались, а теперь не хочет убираться назад. Это называется любовь. Любишь человека за складку на его талии, когда он встает, поворачивается к тебе голой задницей и уходит взять сигареты. Или за молчание глаз, за слова, слушать которые все равно что есть красивые восковые фрукты. Или за профиль в темноте, освещенный лишь красной точкой “Malboro light”. За трусость, страх, холод, усталость, нежелание. Любить другого как себя самого, потому что тот, другой, это и есть твое истинное я, которое в самую нежную минуту поворачивается к тебе голой задницей и уходит за сигаретами, чтобы никогда не вернуться.
Она хотела бы, чтобы у нее на пупке была лампочка, которая бы никогда не гасла, только меняла цвет. Красный — ничего нет, зеленый — значит, любовь. Тогда она сама, первая, чтобы никого не вводить в заблуждение, заглядывала бы украдкой себе под одежду и смотрела, какой там цвет.
Она шла по улице в длинном дешевом индийском платье и повторяла про себя: “Любовь всему верит, любовь долготерпит, любовь своего не ищет... А если она своего не ищет, значит она вообще ничего не ищет, потому что чужому ничего от этой любви не надо, кроме того, чтобы ее не было.” Она опустила голову и посмотрела на свой пупок. Сквозь лиловый ситец просвечивал зеленый огонек.
Свободное такси с полоумным водителем в темных очках. Пожилая женщина подняла руку. Села на переднее сиденье и очень скоро заговорила.
— Она умирала с четырех лет. Лежала без сознания, на одних лекарствах. Медсестры мне так и говорили: “Ничего, ты еще молодая, родишь другого, а эта у тебя не выживет.” Она очень хотела выздороветь, по восемь часов лежала под капельницей, не шелохнувшись. Медсестра приходила делать укол, и она сама поворачивалась к ней. А сейчас не может кровь из пальца сдать, не хочет, чтобы было больно. Я пять лет потом собирала ее по частям. И до сих пор с ней мучаюсь. Этот человек — жало в мою плоть. Если бы не она, я была бы свободной. Но я вот что тебе скажу. Ни одна любовь не дает человеку счастья, ни любовь к мужчине, ни любовь к ребенку, ни любовь к искусству. И не потому что ребенок может умереть, мужчина бросить, а искусство вызвать разочарование. Просто полнота там, где Господь. Чтобы обрести рай, надо в него вернуться. Ты говоришь, никогда не слышала голоса Господа. А ты знаешь, что это как твой сотовый телефон. Он работает, и батарейки в порядке, но ты его выключила, потому что не хочешь, чтобы тебя беспокоили. Голос Господа не в буре, не в землетрясении, он в легком дуновении ветра. Тут большого ума не надо. Господь говорит с нами простыми словами, гораздо более простыми, чем мы сами говорим друг с другом. Я здесь выхожу. Спасибо.
Высокий молодой мужчина в джинсах и красной футболке с длинными рукавами.
— Мы познакомились с ней 17 июля, восемь лет назад. Это было в Челябинске. Мы ведь оба оттуда. Я тогда работал помощником режиссера на местном телевидении. У нас были съемки в центре города, там есть такая улица, что-то вроде вашего Арбата. Я еще издали увидел ее. Она медленно приближалась ко мне. На ней было короткое платье, очень открытое, на тоненьких брительках. Я увидел эти длинные ноги, гладкие прямые плечи, тонкую шею, распущенные волосы. Ее тело распространяло мягкое серебрянное свечение. Уже потом я узнал, что она только закончила школу и шла из университета, где сдавала вступительные экзамены. Я подошел к ней, я что-то говорил, не помню что, главное было — удержать ее внимание. Каким-то чудом у меня в руках оказалась бумажка с ее телефоном. Но я не позвонил, я испугался, решил, что такая девушка просто не станет со мной разговаривать. А на следующий день я встретил ее на пляже. Она была с другим молодым человеком, но это уже стало не важно. С тех пор мы практически не расставались. Вместе приехали в Питер, жили в общежитии для телевизионщиков. Когда мы занимались любовью, весь наш этаж ходил ходуном. Мы до сих пор держимся за руки, когда идем куда-то вместе. Очень часто случайно встречаемся на улице. Нашей дочке сейчас четыре года.
Брюнетка в шортах с застывшими глазами и маленьким шрамом над верхней губой.
— Он был моим первым мужчиной. Просто пришло время, и это случилось. Я увидела его и сразу влюбилась. Может быть, если бы он сделал мне тогда больно, или я просто не получила бы никакого удовольствия, сейчас мне было бы легче. Но это было так здорово, гораздо лучше, чем я представляла. Он мне много чего обещал, а я верила. Зато теперь не верю вообще никому. Я завидую женщинам, которые могут разлюбить мужчину за то, что он их обижает. Я даже просила его убить меня. Мне кажется, он бы смог. Но он только смеялся надо мной. Мы с ним поссорились, и я решила умереть. Я гуляла по лесу и ела снотворное, по 5 таблеток через каждые сто метров. Почему-то я думала, что просто засну и все. Я поэтому и ушла в лес, чтобы не валяться у людей под ногами. Но таблетки все не действовали, и я пошла на электричку. А на станции у меня начало останавливаться сердце. Я зашла в вагон и потеряла там сознание. В больницу приезжала сестра, плакала. Больше всего я боялась, что они сообщат маме. С тех пор у меня болит сердце, и я плохо засыпаю. Я люблю его по-прежнему.
Полная женщина с увядшей кожей и распологающим выражением глаз.
— Все начиналось как фиктивный брак, ты разве не знала? У меня была комната в коммуналке, а ему нужно было остаться в нашем городе после института. Он и сейчас очень красивый, а тогда все девушки так вокруг него и вились. А я всегда была дурная, правда худенькая, это я сейчас располнела. Потом он понял, что лучше меня ему просто не найти. Так оно и было. Мне ничего от него не было нужно. Он приходил, голодный, усталый, пахнущий какими-то женщинами. А я кормила его, читала вслух. Никогда ничего не просила, даже когда мы стали жить вместе. Он знал, что может в любой момент уйти. Только ему некуда было, а потом он не захотел. Когда близнецы родились, все вообще не важно стало. Конечно, он изменял мне, я же не слепая. Но у меня была такая позиция — этого нет, я этого не вижу, я об этом не думаю, я этого не боюсь. У нас очень многие знакомые поразводились, а мы до сих пор вместе. Иногда я думаю, что в моей жизни вообще не было никакого смысла, правда. Но меня это совсем не огорчает. Ты спрашиваешь про любовь? Была, конечно, в институте. Мы почти совсем не разговаривали с ним. После окончания мне предложили работу в другом городе, квартиру обещали, это тогда было страшное везение. А я отказалась, из-за него. Устроилась на завод в конструкторское бюро. Я знала, что без четверти девять встречу его на улице. Каждое утро пряталась за куст и смотрела, как он проходит мимо. Нет, я бы лучше умерла, чем согласилась к нему подойти...
Она долго ехала одна, пассажиров все не было. На закате она выехала за город, остановила машину и вышла на пустынную дорогу. Что-то заставило ее посмотреть на небо. Она вздрогнула, она думала, что так не бывает. Огромный белый ангел простирал над ней свои крылья. Это было облако, это был ее Ангел-Хранитель. Он спустился вниз, сел рядом с ней и, чтобы ей не было скучно и одиноко, рассказал свою историю.
— Знаешь, какой ненормальный клиент был у меня до тебя? Я думал с ума с ним сойду. Никогда не знаешь, что выкинет в следующую минуту. В десять лет удрал из дома в резервацию к индейцам, потребовал, чтобы они приняли его в племя. У него бабка была индеанка, но по нему это видно не было, он блондин, даже глаза голубые. Потом витрину в супермаркете разбил, когда на девчонку рассердился. Потом, уже в колледже, на спор побрил половину головы и так явился на занятия. Выиграл 50 долларов и вылетел на улицу. Устроился доставщиком пиццы на дом. Там все было, драки, наркотики, женщины из группы риска, такие же как он сам, без тормозов. Он хотел научиться летать, думал, что если поверит по настоящему, что полетит, то получится. Все подбегал к отрытому окну. Один раз я еле удержал его за ноги. До сих пор не пойму, почему он пошел воевать. Его друга детства убили во Вьетнаме. Потом девушка его бросила, обозвав психом и размазней. Он очень разозлился, в этом состоянии его остановить было невозможно. Он стал летчкиком. Но говорил, что летать так на самом деле и не научился. Нет, его самолет не сбили, просто сломался двигатель, так бывает. Я ничего не мог сделать, только держать его за руку до последнего, пока он не научился летать по-настоящему.
— Ты сильно скучал по нему? — спросила она.
— Очень скоро у меня появилось занятие, — ответил Он, — маленькая вечно вопящая девочка, у которой до года не росли ни волосы, ни зубы.
— Скажи, — пользуясь случаем, она задала вопрос, который уже давно не давал ей покоя, — Вы можете нас выбирать?
— Да, — задумчиво ответил Он, — только это совсем не то, что ты думаешь.
На въезде в город к ней подсел печальный человек в черных джинсах и рубашке.
— С другими людьми я испытывал постоянное беспокойство, а с ней — нет. С ней мне было хорошо, она мне очень нравилась. У меня было чувство, что она единственный человек, с которым я могу разговаривать. Я страдал от голода, душевного, сенсорного, эмоционального, тактильного, какой там еще бывает. Но я очень быстро насытился, она оказалась мне не по зубам. Слишком тяжелая пища, которую я не в состоянии переварить. Она все время просила, чтобы я обнял ее. Ей так было спокойнее. Иногда мне начинало казаться, что она хочет забраться ко мне под одежду, прижаться ко мне и так остаться до конца моих дней. Это очень страшно. В нашу первую ночь она почти не спала, не могла заснуть, и я не спал вместе с ней. Не мог ее оставить одну. Во вторую ночь я дал ей снотворное и заснул сам, потому что знал, что она тоже сейчас заснет. А потом я всегда засыпал первым, хотя она просила подождать ее. Она была нежна со мной, старалась, чтобы мне было хорошо. Говорила,что хочет забыть о себе. Ночью, когда она вставала за чем-нибудь, я хватал ее за руку и спрашивал: “Куда ты?” А потом я понял, что не могу больше быть с ней вместе. Вообще не могу. Дневная часть меня хочет ее, а ночная от этого мучается. Это понятно? Нет? Ты думаешь, она мне просто надоела? Какая, собственно, разница. Нет смысла разбираться в причинах, когда следствие все разрушило. Иногда я по ней скучаю, иногда...
Эта история была ей хорошо известна, настолько, что слушать до конца было не зачем. Она резко затормозила.
— Вылезай, я дальше не поеду, — сказала она и сняла очки. Ее глаза светились как две зеленые лампочки.