На принцип путешествия во времени наше КБ вышло случайно. Наш НИИ ФИГА трясли сокращения. Зарплату третий месяц не платили. Народ маялся дурью: кто космические двигатели на пылесосы переделывал в порядке конверсии, кто коммерцией занимался - загонял передовые плазменные технологии папуасам. Мы компьютерный "Изменитель погоды в боевых условиях" перепрограммировали на мирное сельское хозяйство, и получилась она, родимая.
Кстати, главную идею подал Борька Захаров, от которого ушла жена к бизнесмену-спекулянту. От расстройства и постоянного недоедания борькин интеллект совершил дикий скачок - принцип оказался настолько прост, что на него даже намекать нельзя, чтобы не выдать секрета.
Мы собрали эту бандуру за каких-то полчаса, добавив к конструкции часы "командирские" Степаныча, нашего зава, и систему наведения противоспутниковых ракет, которую выменяли у соседнего отдела за пачку американских сигарет. Таким образом, машина времени могла забросить кого угодно в любое место и время. Вытащить его обратно было труднее, но через пару часов мы решили и эту проблему: после двух сгинувших во мраке веков стульев третий, наконец, вернулся.
Тогда Борька достал колбу с техническим спиртом, выпил для храбрости и провел эксперимент на человеке - смотался в 1970 год. Вернулся он с двумя бутылками "Ркацители" и палкой колбасы докторской с этикеткой "2 руб. 20 коп."
- Ни хрена себе, - сказал бывший коммунист Степаныч. - Во как жили в застойные года! На кой нужна была ваша перестройка народу!..
А Веню не устроил масштаб борькиного научного эксперимента. Сказав: "Где наша не пропадала!", он ринулся в неизвестность и вернулся с ящиком водки "Посольской" и балыком, утверждая, что спер все это из личных запасов нашего золотозвездного генсека, вечная ему память. Наврал, наверное, но водка была отменная, это точно.
Вскоре под "Посольскую" и балычок разгорелась научная дискуссия. Я вспомнил, как в рассказе Бредбери герой задавил в прошлом бабочку и как это изуродовало будущее. Степаныч орал, как на митинге, что все американцы - это ЦРУ, и что Бредбери нам лапшу на уши вешает. Веня вежливо отвечал Степанычу, взяв его за грудки, что тот старый дурак, а Борька просто молча хряпнул еще стакан водки и, чтобы доказать, что все это бред сивой кобылы, отправился в каменный век и замочил там мамонтв пудовым микропроцессором. Ну и что?
А ни фига настоящему не сделалось. Только вместо зубов у нас выросли бивни. Веня не растерялся, открыл бивнем еще бутылку, и они сцепились со Степанычем в непримиримой политической борьбе, ругаясь как собаки. Борька таскал из застойного времени всякие шмутки, а Степаныч все это комментировал: "Вот она, твоя хваленая демократия! Че надо было, че надо?!! На это демократ Веня уже вежливо отвечать не стал, а просто дал Степанычу в бивень.
После очередной борькиной вылазки я почему-то стал видеть все в инфракрасном свете, а пришедший в себя Степаныч мотал головой и бубнил: "Мало мы вас давили в семнадцатом году!"
Ближе к половине ящика нас всех потянуло на исторические подвиги. Веня обязательно хотел помочь любимому с детства Спартаку выиграть восстание. Борька немногословно поделился соображением, что неплохо бы задушить свою бывшую жену в младенческой колыбели.
У меня плюс к инфракрасному зрению прорезались телепатические способности, и я сумел прочитать темные мысли бывшего коммуниста Степаныча, который хотел повернуть историю вспять. Замысел у него был такой: отправиться в вышеупомянутый семнадцатый год и всех гадов, которых недодавили, додавить. Может, ни Хрущев, ни Горбачев, ни Ельцин не появятся. Я хотел помешать, но не смог подняться, и Степаныч утек в прошлое с криком: "За Родину! За Сталина!" Когда я доложил всем, куда он отправился, Веня выматерился и тоже исчез, чтобы сделать контрход - то ли знаменитый броневик, с которого выступал Ленин, угнать, то ли матросов с "Авроры" напоить, чтобы забыли выстрелить... Пол-ящика "Посольской", во всяком случае, он с собой уволок.
К чему это приведет, не знаю. Мы с Борькой решили на всякий случай из КБ не выходить, пока остатки водки не допьем. Бывшую жену он, слава Богу, оставил в покое...
На последней бутылке я заметил, что мы начали обрастать рыжей шерстью.
Потом - ничего не помню...
Женька Костриков, вообще-то, недавно женился, променял свободную жизнь на кольцо на шее. И жену свою любил, так что во всём виновато лето. Понадевали все мини...
- У меня уже шея болит, отвертелась! - пожаловался он в редакции. - И косоглазие, наверное, будет. Идёшь по улице, а глаза сами туда-сюда, туда-сюда...
- Ага! - зашумели обрадовано редакционные женщины. - Женатый, а всё туда же - на юбки заглядываешься!
Что же касается шефа, то он тоже мужик, он всё понял.
- Даю тебе творческую командировку, - сказал шеф, подмигивая.
- На нудистский пляж? - с надеждой перебил Женька. Он уже мысленно держал в зубах ручку и мчался брать пикантный материал, по которым был спец. "Секс-шоп", "В гостях под Леонидом", "Двенадцатилетняя Джульетта в роддоме", - это был его хлеб.
- Не лезь поперёк батьки! - укорил главный. - Сегодня у Оперного митинг сексуальных меньшинств, они свой профсоюз организуют - надо брать.
Правый глаз шефа подмигивал вечным нервным тиком, заработанным на посту главного редактора молодёжки. Благодаря этому подмигиванию все почему-то считали долгом помочь редакции популярной газеты "Молодая поросль", и она держалась на плаву, несмотря на трудные времена.
- Только не увлекайся, - буркнул шеф, склоняясь к рукописям на столе. - Помни: эротике - да, порнухе - нет. Обязательно спроси, не окажут ли спонсорскую помощь.
- Не сомневайся, Степаныч! - рявкнул Женька и десантным прыжком сиганул в окно, схватив на лету блокнот и диктофон.
Перед Оперным театром оцепление милиции отсеивало детей и фотографов. Женька помахал корочкой и, раздвигая толпу, как ледокол, устремился к эпицентру событий. Благодаря двухметровому росту и двухсотпроцентному зрению, он видел всё, что происходит на площади. Судя по обилию народа, сексуальные меньшинства можно было переименовать в большинства...
- Даёшь голубой, розовый и все цвета радуги! - кричала с грузовика в микрофон грудастая девица. - Нечего нас зажимать! В "Спокойной ночи" надо объяснять детям, как пользоваться презервативом и читать "Кама-Сутру"!
Женька огляделся. Среди людского моря колыхались лозунги: "Догоним и перегоним по сексу Америку!", "Долой ум, честь и совесть нашей эпохи, а заодно и стыд!". Но особенно поразила Женькино воображение группа нудистов, стоявших в чём мать родила под транспарантом "Борис Николаевич, мы с вами!". В общем, сексуальные меньшинства изгалялись, как могли, над всем святым, что ещё осталось на некогда святой Руси, и внушали посторонним зевакам сомнение в её возрождении.
- Мужики, вам не стыдно? - заорал Женька и, как дядя Стёпа, протянул через головы микрофон к роящимся "голубым".
- А нам плевать, нам очень хочется! - пропели ему хором так, что даже Женька стушевался и решил: лучше иметь дело только с дамами.
- Верите ли вы в любовь с первого взгляда? - спросил он грудастую девицу, спрыгнувшую с грузовика.
- А как же! - осклабилась девица. - Я вон Машку с первого взгляда полюбила - и сразу в постель!
Женька отчего-то закашлялся и сдал в последние ряды. Неуютно как-то стало. Тут и подвернулся этот гад. Мордастый такой, в чёрной футболке со словом из трёх букв на бугристой груди.
- Ты, чухан, коньяк будешь? - угрожающе спросил он, прижимая Женьку тремя буквами к памятнику. - А потом трахнемся, в натуре!
На что здоров и нагл был сам Женька, а тут струхнул.
- Ну, ты, козёл, отпусти! - затрепыхался он, выглядывая с надеждой за плечо бородача. Но милиция была далеко, а сексуальные меньшинства близко и в большинстве. Поэтому бородач влил в Женьку полбутылки водки, обняв железной лапой, и никто ему не помешал...
- Караул! - заорал Женька. - Свободную прессу насилуют!
Бородач загоготал.
И тут перед помутневшими глазами Женьки произошло какое-то странное движение. Толпа оцепенела на миг, потом подалась в стороны. Раздались дикие вопли, и, давя саму себя, толпа бросилась бежать. Бородач отпустил Женьку - но странным образом. Он взлетел вверх, и у Женькиного носа теперь болтались его кроссовки 46-го размера.
Собрав его чёрную футболку у подбородка, его держал каменной дланью Владимир Ильич.
- Нехорошо, батенька! - ласково прокартавил бывший вождь мирового пролетариата. - Нарушаем принципы демократического централизма. Почём вы знаете, милейший, что большинство вас поддержит? Любовь - это вам не стакан воды выпить. Вот помню, как-то встретились мы с Инессочкой Арманд...
- А-а-а-а! - ревела толпа, как отлив, освобождая площадь и бросая в панике свои голубые, розовые и прочие знамёна.
- Ну, ладно, мы развалили прежнюю Россию, - проворчал Ильич, отбрасывая бородача и забираясь на грузовик - к микрофону. - Но вы-то, господа хорошие, разваливаете и нынешнюю! Что, так дальше и будем разваливать?
Бородач, завывая, нырнул в метро.
- Хрен с ней, с экономикой, и кухарка может управлять государством! - закипел Ленин. - Но любовь-то зачем поганить? Любовь - это святое! Наденька, помню, мне то же самое говорила...
- Ильич! - раздался оклик, и загремели по мостовой чугунные ноги - это мужики с ружьями подошли поближе. - Ты кончай базарить. Говори по делу - почту, телеграф брать будем, ай нет?!
Женька от всей этой жизни вздохнул и вырубился.
Утром его растолкал милицейский сержант.
- Эх ты, газетчик, твою мать! - с укоризной сказал он. - В такой газете работаешь, и так надрался! Распишись-ка, браток, в квитанции за обслуживание. И на работу сообщим, ты уж извини...
Шеф восседал в кресле, как Наполеон. В треуголке и в мундире с эполетами. Профиль на фоне окна смотрелся на удивление чеканным. Довершала картинку нога в сапоге со шпорой, закинутая одна на другую, почему-то без шпоры. На столе бессменного редактора газеты "Молодая поросль" (он был им при Ельцине, Горбачеве, при Брежневе, при Петре1, будет и при любой власти ) стояли бутылка водки, граненый стакан и букет павлиньих перьев в вычурной вазе, подаренный некой молодой и глупой поклонницей.
Наполеон курил "Приму".
Женька Костриков, спецкор по "жареным" темам и редкий нахал, при виде такого зрелища несколько растерялся, моргнул раз, другой - видение не исчезало...
- Рот закрой, кишки простудишь, .- благодушно сказал ему знакомый голос, и когда лицо французского императора обернулось в фас, Женька увидел родное до слез хроническое подмигивание жуликоватого глаза. - Заходи, садись!
- Ты чё, Степаныч, в кино собрался сниматься? - спросил Женька осторожно, чтобы не сказать грубее и складывая свой двухметровый рост на стуле в кабинете главного.
- Неважно! - оборвал начальственно шеф и, булькнув бутылкой в стакан, двинул его к Женьке.
- Есть возможность, Женя, сделать из говна конфетку. Выпей для храбрости, там ты увидишь похлеще. Поедешь в 25-е отделение милиции Нахаловского района...
- Какого? - удивился Женька, хотя удивляться сегодня, похоже, ничему не стоило.
- Переименовали. Раньше был Зюзюкинский, в честь первого секретаря горкома, - терпеливо, как отец родной, объяснил шеф. - Тебя там ждут. Петрович, слышишь? - гаркнул вдруг он так, что Женька поёжился. Ему стало ясно: начальник явно переработал сидя один в кабинете, крыша поехала - ту-ту!
- Посылаю к тебе своего корреспондента! - надрывался шеф. - Изобразит всё, как надо, и про успехи, и про трудности. Всё, прощай, с тебя поллитра!
Женька Костриков бежал из редакции так же стремительно, как драпали от Наполеона все европейские армии... Даже влюблённая в него обозревательница Леночка, смазливая кошечка с холеными коготками, не успела с ним пококетничать, как обычно.
В 25-е отделение милиции Нахаловского района Женька вошёл хмурый, как преступник со стенда "Разыскиваются...". Худшие его опасения подтвердились сразу.
Дежурный за стойкой раздел его неприятным рентгеновским взглядом и снял трубку внутреннего телефона.
- Виктор Петрович, к вам Костриков Евгений Михайлович, 66-го года рождения, корреспондент молодёжки. Судимостей не имеет. Бабник. Трепач. В прошлую пятницу подрался у пивного ларька с ребятами из ПТУ, которые состоят у нас на учёте. Дело возбуждено не было... Проходите, гражданин Костриков! - кивнул дежурный открывшему рот Женьке. - Кабинет начальника по коридору налево.
Если бы не редакторское задание, мчался бы Женька отсюда семимильными шагами... Издеваются, менты поганые, досье завели. Показывают, мол, попробуй плохо про нас напиши!.. - понял Женька и, ощетинившись внутренне, решительно зашагал к Петровичу, которому его продали за поллитру.
- Ну, здравствуй, Костриков Евгений! ... Капитан Бубенчиков, - встретил его крепким рукопожатием мордастый массивный мужик с хитрым взглядом и указал на табурет, привинченный к полу. Женька насторожённо сел и сразу взял быка за рога - включил диктофон. Нефиг милиции копаться в грязном женькином белье, права человека надо соблюдать! Он вот в их - может копаться, как журналист...
Капитан и не стал: понял, наверное, что имеет дело с матёрым газетным волком.
- Как поживает наша славная милиция? - нахраписто спросил Женька. - Какие трудности и успехи в борьбе с организованной преступностью?
- Неорганизованной, - поправил капитан Бубенчиков. - С организованной у нас никто не борется - слишком хорошо она организована. И материально, и технически оснащена лучше, чем мы.
Капитан засыпал Женьку цифрами статистики, перечнем того, чего у них нет, и жалобами на низкую зарплату. Минут через пятнадцать Костриков задремал с открытыми глазами от убаюкивающего голоса, благо диктофон был включён.
- Вот недавно был случай. Выезжаем на дело... То есть брать вора-рецидивиста Халявина, а у нас бензин на полдороги кончился, - время от времени доплывали до сознания Женьки отдельные фразы. - Или вот дело об ограблении банкира Мыльникова... Эти гады сели в личный самолёт и улетели на Канарские острова. А нам командировку на какие шиши туда выпишешь! ... Штат не укомплектован... Берём всех подряд... Вчера он хулиганил, машины угонял, а сегодня - следит за правопорядком... Но в общем и целом...
Голос капитана Бубенчикова окреп, взмыл оперным баритоном, будя матёрого волка Женьку.
- ... раскрываемость у нас сто процентов!
- Как?! - Женька мгновенно проснулся. - Вы же только что говорили...
Капитан Бубенчиков лишь глянул - и будто наручниками сковал.
- Чё там размазывать манную кашу по столу! - сказал он по-простому. - Слова - это слова, их к делу не пришьёшь. Сейчас увидишь, Костриков, как мы добиваемся таких результатов.
- Сиволапов! Задержанного в кабинет! - приказал он в телефонную трубку. - Да-да, Степанцова, у которого сто пять судимостей, а он под коммерсанта косит.
- На вокзале взяли с чемоданом денег, - пояснил капитан Женьке. - Говорит, детишкам в детдом вёз гуманитарную помощь от братского чеченского народа.
Сиволапов ввёл громилу, который был весь в наколках, как в проказе. "Его можно полдня рассматривать, как журнал с комиксами!" - с холодком в желудке подумал Женька. Типичный такой коммерсант...
Степанцов нагло уселся на свободный табурет (тоже привинченный к полу), взял пачку сигарет со стола начальника отделения, закурил от лежавшей там же зажигалки.
- Я чист, как слеза младенца, гражданин начальник, - заявил он, положив ногу на ногу. - Зачем генеральному директору товарищества с ограниченной ответственностью вести нечестный образ жизни? А деньги - это наш посильный вклад в обездоленных непродуманной политикой государства голодающих детей. Я ещё пять таких чемоданов могу...
Капитан Бубенчиков молча выслушал, покивал понимающе, пока Степанцов жаловался, как трудно становится на ноги средний бизнес. Обложили его, понимаешь, налогами - и государство, и рэкет... С одной стороны утюгами грозят, с другой - санэпидемстанция, скажем, или пожарные наступают: "Вы руки, ребята, перед торговлей помыли? А где у вас тут огнетушитель? Что это вы его с собой всё время не носите?"
- Докурил? - спокойно поинтересовался капитан и вдруг, как дежурный давеча в Женьку, впился в громилу рентгеновским взглядом. - А теперь, Степанцов, он же Сява, он же Бугор, он же Подколязин, он же Дуриков... Колись!
Псевдо-Степанцов вдруг споткнулся на полуслове, растерянно закрутил стриженной головой, в которой капитан устроил ревизию, и, будто под гипнозом, заторможенно стал колоться.
- Виноват, гражданин начальник, не понял сразу, на кого попал! Всё правильно вы говорите... И деньги, падла буду, - не детишкам вёз, а в воровской общак, от одного братского чеченского авторитета. Чтобы депутатов...
- Стоп! - поспешно прервал признания капитан Бубенчиков. - Политики не надо, не наша сфера... Готов дать письменные показания, Степанцов?
- Как на духу, - промямлил псевдо-Степанцов, он же Сява, он же Бугор, он же Подколязин, он же Дуриков. - Прямо сейчас всё и распишу, как есть... А про депутатов не буду - зачем про депутатов? Мы же умные люди, мы понимаем...
Громилу увели писать повинную. У потрясённого Женьки сна не осталось ни в одном глазу.
- Ничего себе, товарищ капитан! - восхищённо и одновременно испуганно отозвался он на происходящее. - Гипноз, что ли, взяли на вооружение?
- Заинтересовался наконец? - подпустил шпильку Бубенчиков. - А то спишь, понимаешь, во время интервью. Вот скажу Степанычу... Да шучу я, шучу, не вскидывайся! Лучше подробнее записывай - может, ещё кому наш передовой опыт пригодится. Не от хорошей жизни, но всё же - достижения!
Женька поспешно вставил в диктофон вторую кассету и одновременно стал записывать ручкой, чтобы ни одно драгоценное слово не пропало. Это же сенсация, он опытным нюхом газетчика сразу учуял, а шеф своим дурацким нарядом только разброд и сумятицу в мозги внёс...
- Стенд "Разыскиваются..." мы уже квартал, как сняли, - докладывал улыбающийся капитан. - Наши экстрасенсы, то есть участковые, по фотографиям давно все адреса вычислили. Благодаря телепатическому чтению мыслей - техники-то нужной нет! - мы в курсе всего, что замышляет преступный мир нашего города. Впрочем, это я преувеличиваю, Женя, извини. Работаем, конечно, избирательно - только в нашем Нахаловском районе. Применяем, так сказать, нетрадиционные методы.
- А Халявина же не взяли? - вспомнил Женька.
- Взяли, как миленького! - жёстко возразил капитан. - Он нас дожидался, пока мы пешкодралом до него добирались. На расстоянии на него воздействовал старшина Кузьмичёв. Халявин к нашему приходу уже чистосердечное признание написал и двери настежь открыл.
- Ну, а эти, которые на Канары от правосудия улетели? - гнул своё Женька. - Там же не Нахаловский район!
- Мы тут вроде ни при чём, только понос их жуткий прихватил, - подмигнул весело Бубенчиков. - Две недели мучились, бедолаги, пока не осознали, что к чему. Перевели банкиру Мыльникову деньги в швейцарский банк и записку прислали с извинениями. Да это всё мелочи! Вот мы думаем, что автомобильный парк наш можно перевести на экологически чистое горючее - психическую энергию. Читал труды индийских товарищей йогов? Этой ихней праной и как горючим, и как резиновой дубинкой можно пользоваться...
Тут капитан спохватился и покосился на усердно строчащего Женьку.
- Но вообще-то мы должны думать о более гуманных подходах. Применяя методики современной психологии, надо перевоспитывать этих гадов в зародыше, вдалбливать в их преступные мозги христианские заповеди: не убей, падла, не укради! И чтоб каялись, каялись... Видал этого Степанцова? Вот таким образом. Мы тут договорились с одним местным Кашпировским, учит он нас. Развиваем у работников отделения ненормальные способности. Целая библиотека скопилась необходимой в работе литературы: астрология там всякая, телетранспортация... Парахеромантия, одним словом. В спортзале наши ребята не боксёрские мешки лупят, а учатся астральному каратэ - взглядом твёрдые предметы разбивать. Показать? Ну и хорошо, что нет. А тут такой полтергейст начнётся, туши свет - если без нужной психологической настройки... Один участковый у нас, кстати, даже дожди научился заклинать... В общем, успехи налицо. Так и запиши, дорогой: отделение Нахаловского района ответственно несёт службу, охраняя вверенное ему население, не взирая ни на какие экономические и прочие трудности!
При последних словах нетерпеливый Женька вскочил, благодарно потряс руку капитану, бросил диктофон в сумку и, пообещав сегодня же написать потрясную статью, тигром выпрыгнул за дверь...
* * *
Шеф, вполне нормальный, уже без всяких треуголок, благосклонно прищурясь, взирал на сенсационный Женькин материал, лежащий на столе. "Ну, погоди, мафия!" - бил в глаза яркий заголовок. Глаза Женьки тоже ярко блестели в предвкушении похвалы.
- Как потопаешь, Женя, так и полопаешь! - сказал, подмигивая, главный. - Водочку будешь? Рабочий день кончился... Выпей, выпей - заработал. Завтра пойдёшь интервью брать у шестирукой женщины. Работает она в обувной артели за шестерых, а получает, дура, одну зарплату... Ну, вздрогнули!
Женька выпил. Шефу разве откажешь? Глянул в сторону главного - и ошалел. Степаныч вдруг заколыхался, как мираж... И вот уже сидит в чалме, в халате - типичный деспот, только не восточный, а российский - морду нашу простецкую не замаскируешь ни подо что другое. Совершенно голая Леночка внесла самовар, опять же наш, отечественный, даже с сапогом.
Женька замотал одурелой головой - может, хватит чудес на сегодня?
- Чё головой трясёшь? - среагировал мгновенно доморощенный деспот Степаныч. - Думаешь, глюки? Не-е-ет. Это всё шуточки капитана Бубенчикова. Наведённый гипноз на расстоянии, понял? Ещё хряпнем по одной?